Начало кончал(vpr)

Началось с того, что я проспал свою
станцию. Нет, ещё раньше. Это началось
утром, когда я понял – мне не хватает
душевного тепла. Ни в каком виде.
Во-первых, слетел с подушки двигатель и
перебил силовой провод. Когда из-под
капота повалил вонючий дым, я уже всё
понял. Ещё немного протянув вдоль
бордюра свой фиолетово-чернильный
Пассат, я заглушил мотор. Вернее, мне
показалось, что я его заглушил. На самом
деле двигатель уже не работал, и машина
шла накатом.
Разверзся капот и я поглядел на синее адово
пламя. Горела проводка, горело масло на
блоке двигателя, горела ещё какая-то
продолговатая хуйня снизу. В салоне не было
огнетушителя, это естественно. Я же не
идиот какой, и не немец, чтобы возить в
машине огнетушитель.
На заднем сидении валяется бейсболка моей
дочки. Как потом оказалось – то, что надо.
Нет ничего более подходящего для
пожаротушения. Несколько минут я боролся
с огнём и победил, получив небольшой ожог
руки. Всё это время в заднем кармане
джинсов безутешно рыдала Nokia.
Во-вторых, я узнал, что жена мне изменяет.
Вернее, не я узнал, а она сама мне всё
рассказала. «Не переживай, - говорит, - в
основном это днём было, когда ты на
работе». Наверное, она подумала, что это
должно смягчить удар. Но мне почему-то не
стало легче.
Я вышел из дома и сел в машину. Потом
поехал. Мне надо в офис, но я ехал хер знает
куда, не разбирая дороги. Ехал, пока не
повалил дым.
В-третьих, ни одна сволочь не хотела
останавливаться. Когда мне удалось
остановить первую сволочь, она сказала, что
без денег на сервис меня не потащит. А я как
на грех забыл бабки дома. И документы,
кстати, тоже. Наконец нашлась одна более-
менее приличная дрянь, которая согласилась
оттарабанить меня до ближайшего
автосервиса в обмен на номер моего
мобильного. Дрянь очень спешила и я чуть
не поседел, пока мы доехали.
- Сколько я вам должен?
- Штуку, – отвечает дрянь и поправляет очки
на носу.
- Не многовато?
Дрянь пожимает плечами и улыбается.
- Позвоните вечером, я отдам.
Чумазый слесарь со стальным лицом
бездушно надрочил ещё четыре штуки за
ремонт.
И я пошёл.
Сел на «Войковской» а проснулся в самых
натуральных ебенях. Вернее, меня разбудил
любезный серафим в серой паре и пилотке с
молоточками на кокарде.
- Приехали.
- Куда?
- Коту под муда. В отстойник.
«Прекрасно, - думаю. Самое подходящее
место на сегодняшний день».
- Вы куда ехали то? – серафим смягчается
душой.
- Как думаете?
- Я не думаю, я спрашиваю.
Я не отвечаю и иду в сумерки. Серафим
прицельно накидал мне в спину каких-то
слов, но я уже ничего не мог разобрать.
***
Иду долго, минут двадцать. Под ногами
гравий и что-то отползающее в сторону.
Впереди тьма, позади жена с чужой спермой
на голых грудях, перебитый силовой кабель
и недовольство в офисе.
- Стой! – слышу я и останавливаюсь. И
потому что испугался, и потому что надоело
идти. Нутром чую – совсем рядом душевное
тепло. Стою и прислушиваюсь к темноте,
больше не к чему. Повелевший стоять
молчит, я тоже. Слышу впереди какую-то
возню и перебираю внутри себя: - «Дева
Мария, Господь с тобой…» и так далее.
- Ты Пасечкин? – спрашивает Некто.
- Так точно.
Я слышу, как Некто шмыгнул носом. Шмыгаю
в ответ. Опять мы молчим, а потом снова из
темноты:
- Пасечкин?
- Что?
- Ты знаешь, что тебя уволили?
- Нет.
- Как это нет?
- Теперь знаю, - говорю.
- А знаешь, за что?
- Я сорвал сделку на сто штук и не отвечал на
звонки.
- Почему?
- Был не в себе. Жена, сука…
- Разве не об этом ты мечтал?
Я сильно думаю, но не могу вспомнить,
мечтал ли я о чём нибудь вообще в
последнее время. Самая последняя из мечт
была про Ауди А8. О чём и докладываю
Некту.
- Ты же свободы хотел, разве нет?
- Дык…
- Хотел или нет?
- Кто ж не хочет…
- Речь о тебе! - отрывисто тявкает Некто, уже
весьма грозно и громко. Столбенею, как
внезапно обосравшаяся суриката.
- Да! – почти кричу.
- Так получи, - мягко отвечает темнота.
- Это… мне хотелось не так…
- Ты зависим, Пасечкин. Твои предрассудки
давно взяли над тобой верх. Зачем тебе А8?
В голове отравленными тараканами
беснуются выдержки из глянца: «новые
стандарты, удобство трансмиссии» и прочее.
Переминаюсь, подбирая правильные слова.
- Ну?
- Шедевр модельной линейки, - полушёпотом
цитирую я, понимая, что сказал хуйню.
- Для чего тебе шедевр? Свою жопу возить?
- Ну, как бы… приятно…
- Приятно по траве босиком ходить, дурень.
Мы снова молчим. Неведомо о чём думает
Некто, а я думаю про траву, влажную от
росы. Пробую сравнить с удобством
трансмиссии и повышенной
управляемостью. Пытаюсь расшатать устои и
повалить их в траву. Но устои всё равно
склоняются в сторону железного коня из
Ингольштадта.
- Ну?!
- По траве лучше, – вру я.
- Так чего не ходишь?
- Иногда хожу. На даче. Больше негде. В
офисе травы нет…
- В офис тебе уже не надо. Так что пользуйся
моментом.
Меня гнетёт мыслями, и я молчу, уткнувшись
в себя.
- А зачем тебе жена Вяземского? –
неожиданно меняет тему Некто.
«Вот сука, - думаю, - всё про меня знает.
Интересно, откуда?» Представляю жену
Вяземского, бегущую босиком по влажной
траве. Потом её же на заднем диване
новенького Ауди. На Вяземской чёрные
чулки, вечерний макияж и больше ничего. Её
губы раскрываются и она шепчет: - «Возьми
меня, Иван».
Тьфу! Проклятая жена Вяземского позавчера
сказала, что не может жить без меня, но без
своего мужа тоже.
- Люблю её, - отвечаю Некту. – И она любит.
У нас взаимное, без всяких там…
- Точнее, Пасечкин.
- У неё ноги красивые. И она мне даёт то,
что… даёт мне то, что… в общем, нам
хорошо. Это интимная тема. Я не собираюсь
тут в темноте обсуждать такие вопросы,
короче…
- А придётся, - нагло отвечает Некто.
- Меня смущают подобные разговоры…
- А тебя не смущает, что твоя любимая
Вяземская периодически отсасывает у своего
мужа? Или постанывает стоя на
четвереньках, а? Нет, не смущает?
Представляю, как Вяземская сосёт у
Вяземского, и при этом нагло постанывает.
Меня смущает, и я умоляющим голосом
прошу Некту:
- Давай лучше про траву…
- Про траву ты уже соврал.
- Я буду говорить правду. Обещаю. Давай
про траву.
Некто снова шмыгает. Я слышу, как он
чешется и ерошит волосы. Ходит, взад-
вперёд шурша камушками.
- Хорошо, давай про траву.
- Лучше не надо, - вовремя соображаю я. –
Про траву я точно совру. Ну, было… всего
несколько раз. Но я завязал. Честно.
- Хорошо. Кстати, где берёшь?
- На Черемушкинском… брал…
- У Атабека?
- У Атабека.
- Не бери у него.
- Чего?
- Он блант с фенциклидином бодяжит. Для
детей вредно.
- При чём тут дети?
- Я твою дочку имел в виду.
У меня мгновенно пересыхает в глотке.
- А… о… - всё, что я могу выдохнуть вместо
слов.
- Ворует. Не замечал? – раскатывается по
темноте голос всезнайки Некто.
Теперь моя пасть наполняется слюной, как
после тяги. Я сглатываю и мычу не доеной
коровой. Не знаю, что сказать.
Некто теперь ходит вокруг меня кругами, но я
его по-прежнему не вижу. Только слышу, как
гравий шоркает у него под ногами. Наконец,
обретаю дар речи.
- Давно?
- Что?
- Давно? – повторяюсь, как вусмерть
запиленный CD.
- А давно ты с ней разговаривал?
- Сегодня.
- О чём?
Я вспоминаю утро. Кухню. Чашку с
аромоксамитом. Заносчивый взгляд серых
глаз и крашеную чёлку. Мне на глаза
наворачиваются слёзы умиления, темнота
плещется, словно полночные волны на
берегу моря. Давлю из себя слова, как
засохшую зубную пасту из тюбика:
- Сказал «пока», когда в школу уходила.
- И что она ответила?
- Ничего. Ушла и всё.
Некто останавливается где-то в правой
стороне темноты. Там, где он был в самом
начале. Мне хочется шелеста гравия, звуков.
Но ничего этого нет.
- Вот и ты иди, Пасечкин.
Делаю несколько осторожных шагов,
ускоряюсь и, в конце концов, перехожу на
бег. Голос Некто отражается от бетонных
стен и ударяет меня в спину:
- Ну, и на хера тебе А8?
Я слышу его хохот, который сопровождает
меня до самого выхода из тоннеля.
Естественно, что в конце тоннеля я вижу
свет. Охренеть, как банально, но на то он и
тоннель.
Чем ближе к выходу, тем крепче во мне
решимость, слёзы и сопли давно
расплескались по гравию где-то позади
меня.
Пока бегу, думаю о том, что ебал я шастать
босиком по траве. Думаю о том, что дочку
надо бы выпороть, а жену побить. И
обязательно узнать у Вяземского,
постанывает ли его жена. Впрочем,
Вяземский скорее всего соврёт, сука такая.
Да если и постанывает – невелика беда. И
ещё думаю о том, что завтра меня и вправду
могут попереть с работы. Хер там! Не попрут!
В прошлогодней командировке проститутки
намутили с зама четыре косаря
«представительских», и он в курсе, что я в
курсе. Я ему намекну, и пускай он за меня на
завтрашнем совещании жопу выворачивает.
Ныряю из темноты в прозрачный воздух,
вижу звёзды над головой, надуваюсь
брутальностью, смелею. Разворачиваюсь к
чёрному полукругу отстойника и на выдохе
ору что есть силы:
- Будут тут всякие жизни учить! Да пошёл ты
в жопу!
— vpr , 11.09.2011